На съёмки "Большой разницы" меня выбрали по фото. Я должен быть не то отцом невесты, не то жениха. Не важно чьим, но богатым. Мой сэкондхендовский и старательно отглаженный лапсердачок производил впечатление. Брюки с чужого плеча тоже работали на образ. И казались с лапсердачком одним целым. Костюмом богатого перца.
Нас рассадили за столами, а рабочие-постановщики доделывали мелкие недоделки. Прямо над моей головой что-то колдовали с осветительным прибором. От греха подальше я встал и отошёл немного в сторону.
Все сидят, а я стою. Имею право, съёмка ещё не началась. Дед, играющий моего свата, дружелюбно предложил сесть. В ногах, мол, правды нет. Спасибо, говорю вежливенько, я постою. "Та садись!", - уже настойчивее предложил дед. "Не хочу". "та садись!!". "Нет, постою"...
Уже вся группа статистов стала наперебой предлагать сесть. А мне было неудобно говорить, что не люблю, когда рабочие что-то делают у меня над головой. Знаю я этих рабочих.
Но и выдержать настойчивые призывы сесть я не смог. Я очень воспитанный и деликатный. А призывы сесть-в-ногах-правды-нет звучали уже как хор Верёвки. Сел. Тут же мне на голову от рабочих упала шайбочка. Ударила не сильно, но все увидели, что факт был. Я сыграл неожиданность, боль, тяжёлую травму, предобморочное состояние.
.... Публике явно полегчало. В глазах ярким светом играло сочувствие, смешанное с удовольствием, где-то пятьдесят на пятьдесят. Как-никак зрелище.
На съёмки "Большой разницы" меня выбрали по фото. Я должен быть не то отцом невесты, не то жениха. Не важно чьим, но богатым. Мой сэкондхендовский и старательно отглаженный лапсердачок производил впечатление. Брюки с чужого плеча тоже работали на образ. И казались с лапсердачком одним целым. Костюмом богатого перца.
Я Вас уже почти люблю, милая Лари. Мне, начинающему литератору, каждое хорошее слово как шоколадка
