 Не иначе как от моих смоленских
дедов-прадедов мне в наследство достался
нрав угрюмый, вспыльчивый и мстительный. Кто не знает этих русских с Большой Смоленской дороги? Страшные во хмелю, а к трезвым вообще
не подходи.
От моих же кавказских дедов нрав мне достался кроткий и ласковый. . Только несколько
ехидный. Вот так я и живу — мстительный
и вспыльчивый чисто порох с дустом, но
незлоблив и весел. И если память предков
с Большой Смоленской дороги требует
мести, то память предков из солнечного
Кавказа, широко улыбаясь златозубой
улыбкой нашёптывает: «А, дарагой, пылюнь
на это дело, пусть будэт харашо и савсэм
без кров».
Вот хоть разорвись. Но как-то всё-таки
удаётся угодить и той, и этой памяти
тех и этих предков.
Дубль раз. Массовку на съёмках рекламы
разместили в актовом зале какого-то
предприятия. Стены светлые, освещение
мягкое, фотоаппарат в сумке. Съёмочная
группа ещё даже не разложилась. Впереди
часы ожидания. Кто флиртует, кто болтает,
ветераны массовки играют в карты.
Я решил поснимать сам себя
для портфолио. Ветеранам это показалось
смешным. Потом стало почему-то раздражать.
Особо надрывался невысокий, похожий
на монгола. В ответ я вполне внятно
пояснил что именно ложил на их раздражения
и в какую даль им идти.
Красивая статисточка, чтоб
разрядить накалённую обстановку
поудивлялась, мол, разве нельзя так же
поснимать себя дома. Тоном учителя
младших классов пояснил и про удачный
фон, и про боковой мягкий свет. Все
всмотрелись в фон и в свет. Действительно,
фон и свет как находка.
Один из ветеранов с хорошим фотоаппаратом
вспомнил, что у невысокого, похожего
на монгола, нет приличных фотографий в анкете.
Похожий на монгола очень хотел бы иметь
хорошие фото. Но... Надо стать в нужную
позу, войти в образ, улыбнуться в
пространство, то да сё.. Или хотя бы
причесаться.
А тут я. Стою рядом, смотрю в упор с
насмешкой, комментирую процесс. Громко
прошу молодёжь не шуметь, тут, дескать,
не шутки шутят. Звезду тут зажигают.
«Монгол» и смущался, и краснел, и тихо злился, но
всё-таки пытался войти в нужный образ
— ему позарез нужны были фотографии. Только «входить в образ» надо на полном
серьёзе. А на полном серьёзе не получалось
— я не отходил ни на шаг. Каждая новая
попытка «монгола» принять нужную позу
и выражение лица разбивалась о мой
насмешливый взгляд и комментарии.... …. Потом нам принесли
бутерброды, потом ушло солнце....
Дубль два. Ссориться с партнёром
никогда не надо. Подгадить всегда проще,
чем сделать что-то доброе.
Она - мать пациента, я - типа
лечащий врач. Она — главная героиня, а
я так, типа пришей-кобыле-хвост.
Рад-радёхонек, что вообще взяли на роль.
Главной героине всё время
кажется, будто я её заслоняю, не даю
развернуться её драматическому
дарованию. И она всё время громко меня
отчитывает — то я стал не так, то руку
поднял слишком высоко, то вообще надо
было взять Николая Павловича или Павла
Николаевича...
Голоса генов угрюмых предков
с Большой Смоленской дороги заглушил
весёлый голос генов предков кавказских :
«А, сынок, чыто-ныбуть лёгкое, много
вреда этой женьщинэ нэ дэлай. Чиста
чьтоп пасмеятца».
Последней снимали сцену, где мы идём
по длинному коридору, освещаемому
лампами на потолке. Актриса должна была
играть так, чтоб порвать сердца зрителей,
чтоб было тревожно и напряжённо. Чтоб
в нашем пути было много драматизма.
Её перегримировали, накапали в глаза
«слёз». Мне дали в руки фонарик. По
настоянию главной героини, я шёл сзади.
Не надо отвлекать внимание от её
напряжённой актёрской работы. От
реализации долгих поисков единственно
верного решения в создании того образа,
что заставит зрителей запомнить её
имя, а продюсеров умолять на коленях
её согласия играть в их фильмах...
Я в миру художник. Не Рембрант,
но кое-как работать со светом и тенями
обучен. Когда мы проходили под светом
лампы на потолке, я светил героине в
спину и свет, отражённый от её белого
халата хорошо освещал не её, а меня.
Героиня всё время была тёмным силуэтом.
Думал, что режиссёр будет
ругать, но он не ругал. Ему понравилось.
Главное — был драматизм. Эти всполохи
отражённого света на сосредоточенном
лице врача как бы иллюстрировали
напряжение происходящего, не давали
зрителю расслабиться, будоражили
воображение, тревожили.
Оператору картинка тоже
понравилась, но он напомнил стоявшему
рядом режиссёру, что снимают героиню,
а не доктора. Режиссёр кивком головы
дал понять, что он всё помнит.
Я очень старался не рассмеяться.... Дубль три.
Нас, ребят из массовки, и парней из клуба реконструкторов трудно было
отличить. И мы, и они были в одинаковой форме зольдатэн СС. Но мы уже
как бы отфильтрованы, отобранные по фото и по кое-каким навыкам работать
на съёмочной площадке. И поэтому нас расставили на первом плане.
Реконструкторов поставили по краям. А они тоже люди, им тоже хочется
вдруг заорать у телевизора: "Смотрите, смотрите, смотрите вот тут только
что я мелькнул!!!". Да ещё духота. К тому же режиссёр оказался человеком добросовестным, в череде бесконечных дублей искал совершенства. Короче,
чиркни спичкой, будет взрыв.
Чиркнул я... Мне бы промолчать, когда толстенький лысый реконструктор
стал пояснять молодым статисткам, что немцы так сильно уважали
украинцев, что брали их даже в СС. А вот русских не брали. И там поляков
всяких тоже не брали.
За поляков стало обидно. Тем более, что эту тему я знал явно лучше
потного лысого коротышки в эсэсовском прикиде. Не смолчал. Вкратце разъяснил
разницу между войсками СС и ваффен-дивизиями СС. И понял, что за танцы
на больном мозоле будет расплата.
Час расплаты грянул в обед. Массовку не кормили, а столики для
актёров ломились от яств. Реконструкторы считались актёрами. Но и они, и
мы были в одинаковой форме. Когда я подошёл к кейтерингу попить
водички, меня спросили, буду ли я обедать. А какой гарнир желаю
скушать? Ко мне пристроились ещё парни из массовки.
Уже когда мы, отобедав, нежились в последних минутках перерыва,
прибежал тот лысенький коротышка из клуба реконструкторов. За рукав он
вёл кого-то из администрации. Почти задыхаясь от негодования и
счастливой возможности отомстить, кричал: "Они не реконструкторы, а
кушают!!!! Кушают, а не реконструкторы!!!".
Мы, сыто икая, сыграли виноватых (каждый ведь в той или иной степени
актёр), потом сыграли недоумение, мол, кто же знал?, потом нас позвали к
рабочему месту. К станку. К сохе нашей.
А мстительный реконструктор, глядя на меня с презрением, свой обед демонстративно выбросил.
"Я мстю и мстя моя страшна"....Эдуард Джафаров.
|
